Старый флюгер
Светало. Разбуженные гулом машин, взмывали в небо птицы. Мягкие, розовые солнечные лучи пробивались сквозь призрачный туман и рассыпались на сотни отражений, теряясь в темных окнах домов. Мальчик замер у самого края крыши, крепко сжав ладони на старых, ажурных перилах.
Иногда Марку казалось, что отсюда можно увидеть весь мир. Угрюмый, серый город будто бы преображался – играли в догонялки на покатых крышах и окнах солнечные зайчики, теплый озорной ветер торжественно трубил в водосток, несли свой почетный дозор бродячие, отважные коты, шутливо переругивались взъерошенные, озорные воробьи.
А ночью, стоило только протянуть руку, можно было коснуться звезд. У каждой из них были свое имя, своя история. Теплый, мягкий свет, тысячи и тысячи лет несущийся сквозь пустоту космоса... Было ли им одиноко и страшно? Или далекая, смутная мечта была сильнее? Жаль, что нельзя было их спросить. Все, что мог сделать Марк – пытаться поймать падающие звезды. Будто светлячка.
Нужно было осторожно сжать ладони, чтобы не упустить частички потустороннего, далеко света, и успеть посадить их шкатулку, чтобы они бесследно не растаяли в воздухе.
На крыше вообще была возможна любая магия. Казалось, что здесь исчезали все проблемы, что здесь можно было стать.... Свободным. Не было ссор родителей и противной каши с комочками. Не было пугающих, огромных уравнений и одиночества в пустой квартире, потому что мама с папой в который раз задержались на работе. Здесь никто не говорил ему, что пора прекратить маяться ерундой и, наконец, заняться чем-то полезным.
А еще здесь на старом, покрытом ржавчиной флюгере жил настоящий ангел. Почему-то он всегда смотрел лишь на север. Может, ждал кого-то? Или просто сам когда-то прилетел оттуда? К сожалению, говорить ангел не умел. Лишь слушать. Поначалу Марк боялся его, ему казалось, что он и здесь лишний. Но потом...
В тот день неожиданно начался дождь. Сильный, проливной, с почти штормовыми порывами ветра. Где-то вдалеке сверкали молнии. Наверное, тогда Марку по-настоящему стало страшно. Придерживаясь за старые латунные перила, прикрывая глаза, он осторожно поднимался к люку. Всего пара минут – он оказался бы в тепле. Вернулся бы в квартиру, сделал бы себе какао, и, закутавшись в плед, как обычно, уткнулся бы в книжку...
Но в последний момент что-то заставило его обернуться. Металлический ангел, тоскливо смотревший вдаль, будто бы плакал. Сложенные серебристые крылья дрожали под ударами ветра. Руки, сложенные в немой молитве, тянулись к бушующему небу.
Завороженный, Марк замер, не в силах оторвать взгляда.
Он не помнил, сколько тогда простоял так. Приближающая гроза, ледяной дождь – все это перестало иметь значение. Чужая безнадежная, мучительная скорбь пробирала до мурашек. Именно тогда страх исчез, оставив после себя лишь жалость и затаенную печаль.
Ангелу можно было рассказать обо всем. О новой прочитанной книге и о дураках-одноклассниках с их обидными шутками. О том, что в парке уже расцвела сирень, и о том, что у дворовой кошки появились котята. О том, что папа все чаще и чаще задерживается на работе, и о волшебной шкатулке со звездами.
Несколько раз Марк даже приносил с собой мыльные пузыри. Там, на земле, они почти сразу лопались, стоило им только немного взлететь. Но здесь все было иначе. Нужно было лишь представить - и вот уже в небо плавно взмывали хрупкие, переливающиеся на солнце быстроходные, парусные фрегаты и экзотические, радужные птицы. И, подхваченные ветром, поднимались до самого солнца. Тогда он и пообещал себе, что однажды обязательно поможет Ангелу взлететь.
— Ты готов?
Прохожие внизу спешили по своим делам, даже на секунду не поднимая взгляд. Возмущенно сигналили у светофора машины, одна за другой загорались тусклым светом вывески магазинов. Там, внизу, не было чудес, даже небо было лишь отражением в лужах.
— Береги их, хорошо? – осторожно поставив у флюгера шкатулку со звездами, Марк на мгновение замер. В горле встал ком, отчего-то возникло чувство невосполнимой, горькой потери. Но... Это было правильно. Наверное, только смутное, интуитивное понимание этого и мешало расплакаться. От грядущей разлуки? Или от жгучей, невыносимой жалости к себе?
— Лети сейчас, хорошо? А я потом тебя догоню, — сморгнув непрошенные, постыдные слезы, Марк через силу улыбнулся и, глубоко вздохнув, открыл шкатулку.
Он не помнил, как тогда вернулся домой. Не помнил, смог ли попрощаться или просто сбежал, испугавшись, что если останется еще хотя бы на секунду, то уже не сможет отпустить Ангела. Не помнил даже, как началась буря.
Потом говорили, что в их город просто пришел циклон с севера. Порывистый, буйный ветер, обретший долгожданную свободу, было не остановить. Жалобно трещали деревья, барабанил по крышам и окнам дождь, опустели шумные улицы. Даже родители тогда остались дома, испугавшись штормового предупреждения.
Мама, вздрагивающая от каждого раската грома, решила приготовить горячий шоколад, а отец... Отец впервые за долгое время улыбнулся ей и обнял успокаивая. Потом они долго говорили о чем-то на кухне, но Марк почему-то был твердо уверен, что теперь у них все точно наладится.
К утру гроза стихла, оставив после себя лишь гигантские лужи-озера и разбросанные по улицам ветки деревьев. Над городом расцветала сверкающая, пестрая радуга.
Казалось, на крыше ничего не изменилось. Скакали по перилам растрепанные, мокрые воробьи, грелась на солнце рыжая, ленивая кошка. Вот только старый, ржавый флюгер исчез, будто бы его и не было.
Взрослые сказали бы, что его просто снесло порывом ветра. В конце концов, что в этом удивительного? Но что они могли знать о настоящих чудесах? Они не верили, что можно поймать падающие звезды. Не верили, что можно играть с ветром в салочки. Не верили, что у отлитой из металла статуи может быть душа.
Не верили, что прикованный Ангел может однажды взлететь.
