Шаг вперед
- На то дан человеку разум, чтобы избавиться от того, что его беспокоит, - лихорадочный, сбивчивый, едва слышный шепот сам сорвался губ. Гудели вокруг поезда, ослепляли. Бегущие в никуда, появляющиеся из ниоткуда поезда. Поезда, которые всегда следовали лишь по проложенным кем-то путям. И стоило им сойти с них – жизнь их мгновенно обрывалась.
«Неужели созданы мы, чтобы мучаться?», - лживые, изуродованные люди неотрывно смотрели на нее. Но стоило ей приблизиться к ним - сразу же как от прокаженной отшатывались. Прочь, нужно было бежать прочь отсюда. Вот только куда? Ведь есть же предел правда? Предел боли, предел терзаниям?
Страсть, ярко горевшая внутри, теперь пеплом горчила на губах. Он не придет, небрежная записка, отданная кучером, лишь подтверждала это. Быстрота биения сердца мешала дышать, и, не видя ничего перед собой, ноги сами ведут ее вдоль края платформы.
Свеча, которая последний год освещала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала. Тревожно забился на кончике фитиля одинокий огонек.
«Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше нечего, когда гадко смотреть на все это? Но как?»
Задрожала под ногами платформа, встревоженная приближающимся поездом. И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Ним, она поняла, что́ ей надо делать
«Туда, - тень вагона легла, на засыпанные песком и углем шпалы.- туда, и я избавлюсь от всего, что так мучает, так терзает душу.»
И ровно в ту минуту, как середина между вагонами поравнялась с нею, она, закрыв глаза, сделала шаг вперед. И в то же мгновение ужаснулась тому, что делала. «Где я? Что я делаю? Зачем?»
- Стойте! - знакомые, сухие руки крепко схватили ее за талию. Обычно сухой, сдержанный голос, кажется, впервые дрожал. И, невольно ища опоры, она прижалась к нему, обмякая. Вся решимость ее вмиг куда-то пропала, осталась лишь свинцовая усталость. Всегда мутные, холодные глаза смотрели на нее с тревогой, казалось, стараясь выцепить малейшие детали.
- Больно… Отпустите… - Почему? Почему он здесь? Столько боли они принесли друг другу, что ему в пору самому бросить ее под поезд, назвать презренной, лживой тварью? Так почему же? Почему он снова спас ее?
И, не выдержав жгучего, ужасного волнения она разрыдалась, сжимая тщательно выглаженный служебный мундир дрожащими, непослушными пальцами.
- Прошу… Поедем домой… - женские слезы всегда приводили его в растерянность, но сейчас в его голосе отчетливо слышалась отчаянная, нежная мольба.
И, не в силах сопротивляться, она слабо кивнула, лишь ближе прижимаясь к нему. На пепле былой страсти робко расцветала благодарность и непривычная теплота.
